Послевоенное развитие ведущих экономик мира проходило на фоне коренных изменений в характере конкурентоспособности. По Майклу Портеру традиционные сравнительные преимущества (наличие природных ресурсов, дешевой рабочей силы и т.п.) утратили ключевое значение. На первый план вышли факторы производительности – инновации, инфраструктура и кластерный подход. Государство и институты стали активно влиять на все грани «ромба Портера», способствуя или, наоборот, подрывая конкурентоспособность.

В этой работе мы рассмотрим послевоенное развитие 10 стран (США, Япония, ФРГ, Великобритания, Италия, Швейцария, Швеция, Южная Корея, Дания, Сингапур) в контексте их экономических метрик, эволюции отраслевых кластеров, параметров модели «ромба» и роли государства. Особое внимание уделено изменениям в кластерах, факторам конкурентоспособности, а также реакциям на великие кризисы (энергетический кризис 1970-х, спад 1980-х, азиатский кризис 1997, мировая рецессия 2008–2009 и пандемию COVID-19).

По итогам сопоставления можно выделить несколько типовых траекторий: «прорыв из ограничений» (страны «азиатского экономического чуда»), «сохранение стабильного преимущества» (напр., Швейцария, Германия), «утрата лидерства» (традиционные индустриальные державы), а также смешанные сценарии (ориентация на сервисы, переход к «экономике знаний»).

Основные экономические показатели

Ниже приведены ключевые показатели по совокупному ВВП на душу населения (в долл. США, ППС, ориентир на начало 2020-х), отраслевой структуре экспорта и участия в высокотехнологичном экспорте. Данные иллюстрируют относительное положение стран в мировом хозяйстве и их «стратегическую специализацию». (В большинстве стран информация взята из соответствующих разделов Википедии о странах, а также отчетов Мирового банка и ОЭСР.)

Страна	ВВП на душу (ППС, $)	Основные кластеры и отрасли	Высокотехнологичный экспорт (% от всей продукции)	Примечания/источники
США	~66 000	ИТ и ПО, биотех, космос/авиация, финансы, химия, агро и др.	Очень высокий (ИT, авиация, фармацевтика)	Крупнейшая экономика мира по ВВП, лидер R&D.
Япония	~44 000 (2019 г.)	Автомобили (Toyota, Honda), электроника (Sony, Panasonic), роботы, маш.-инж., фарма	Очень высокий (электроника, авто, роботы)	После 1950-х «экономическое чудо»: быстрый рост.
ФРГ (Германия)	~53 000 (2022 г.)	Авто (VW, BMW, Daimler), маш.инжинир., химия, электроника	Средний высокий (машины, химпродукция)	Wirtschaftswunder 1950-х, стабильный рост; высокая продуктивность труда.
Великобритания	~61 900	Финансовые услуги (Лондон), ИТ, фарма (AstraZeneca), АПК, креативные индустрии	Умеренный (финансы, фарма)	Постиндустриальное государство: услуги — 75% ВВП, 27,7% – фин. сектор.
Италия	~61 170	Мелкий машпром, мода/люкс (Armani, Ferrari), пищевая, туризм, автопром (Fiat)	Низкий–средний (авто, мода, маш.)	В 1950–60-х «экономическое чудо»: рост до 6–7% в год; сейчас постиндустр., но с медленным ростом.
Швейцария	~86 260	Банки, финуслуги (Zürich), Фарма (Roche, Novartis), точное машиностроение (часовая, оптика)	Высокий (фун. инж., фарма, биотех)	Одна из самых стабильных экономик; ВВП/чел. ≫ средний.
Швеция	~53 253	Телеком (Ericsson), авто (Volvo, Scania), маш.- инж. (Atlas Copco), фарма (AstraZeneca), СПГ, ИТ	Высокий (ИТ, маш., фарма)	Экспортно-ориентированная экономика, крупный ИТ/биомед кластер.
Южная Корея	~46 000 (2020 г.)	Электроника (Samsung, LG), авто (Hyundai-Kia), судостроение, нефтехимия, полупроводники	Очень высокий (полупр., электроника)	«Чудо на Хан»: из бедной страны 1950-х — в развитую OECD нацию; высокие инвестиции в R&D (4.9% ВВП).
Дания	~84 760	Фарма (Novo Nordisk), энергетика (ветроэнерг. Vestas), пищевую (Arla), ИТ- и Креатив. услуги	Высокий (фарма, маш., ветроэнерг.)	Мало природресурсов, завязана на внешнюю торговлю (№1 в мире по обороту торг. на душу)
Сингапур	~133 000	Электроника (чипы, гаджеты), нефтехим., финуслуги (DBS, OCBC), логистика/порт, биотех	Очень высокий (электроника, биофарма)	Очень развитая «тигровая» экономика с одним из самых высоких ВВП/чел.; ориентирована на экспорт.

США, Германия и Швейцария сохраняют топовые позиции по ВВП/чел и технологичности. Япония и Южная Корея демонстрируют выдающийся успех в индустриальном секторе (авто и электроника). Великобритания и Италия трансформировались в постиндустриальные экономики (UK — в финансово-сервисный центр, Италия — в микс из машиностроения, моды и агропрома). Швеция и Дания сохранили экспортно-ориентированные высокотехничные кластеры при мощной социальной модели. Сингапур показал феноменальный «рывок» благодаря госсектору и открытой торговле.

Соединённые Штаты Америки

Экономические метрики. США — мировая экономика №1 (35% производственной продукции мира к 1975 г.). С 1945 по 1975 гг. ВВП вырос с $228 млрд до $1,7 трлн, что обеспечило американцам «золотой век капитализма». К началу 2020-х ВВП/чел США — порядка $66–75 тыс. (номинал/ППС), что соответствует примерно седьмому месту в мире по ППС.

Кластеры. Традиционно США доминируют в высокотехнологичных отраслях: информационных технологиях (силиконовая долина, Microsoft, Google), биотехнологиях, аэрокосмической промышленности и обороне (Boeing, NASA), фармацевтике и медицинской аппаратуре. Важны агробизнес и сельхозмашиностроение (John Deere и др.), химия (Dow, DuPont), автомобильная промышленность (General Motors, Ford) — хотя её доля относительно снизилась. В 1970–80-е гг. США сохранили ведущие позиции в электронике (Intel, HP) и нефтегазе, но встретили жёсткую конкуренцию. В XXI веке акцент сместился в сторону цифровых кластеров (IT, Интернет, биофарма) и услуг.

Модель «ромба» Портера. США изобилуют факторами производства: высокий уровень образования (число PhD, университетов топ-10), обширные природные ресурсы и развитая инфраструктура (сети, энергетика). Внутренний рынок огромен и покупательная способность населения — тоже, что стимулирует крупных игроков совершенствовать продукты под запросы рынка. Конкуренция внутри страны остаётся высокой (автомобили, электроника, ритейл), хотя концентрация в некоторых отраслях растёт. Сеть поставщиков и смежных отраслей сильна: силиконовые долины и технологические кластеры взаимосвязаны (сервисы, финансы, стартапы). Государство относительно небольшим образом вмешивается в экономику (в отличие от азиатского «капитализма участников»), но инвестирует в фундаментальные НИОКР, поддерживает оборонный сектор и образовательную систему (с помощью грантов, NASA, DARPA и др.).

Роль государства и институтов. После войны США проводили кейнсианскую макроэкономику (сдерживались рецессии), а в 1980–90-е перешли к большему либерализму (реформы Рейгана), что стимулировало рост финансового сектора. Правительство вкладывает в R&D (около 2–3% ВВП, плюс сотни частных НИИ). Институты защищают конкуренцию (антидемпинг, антимонопольное регулирование), но одновременно порой поддерживают свою промышленность косвенно (программы закупок, субсидии NASA и т.д.). На примерах конца XX века заметно, что чрезмерная поддержка может тормозить развитие – так, Портер критикует довоенную индустриальную политику как «наркотик» для экономики. США освоили принципы конкуренции на местном уровне и в зарубежной торговле.

Ответ на кризисы. США испытали все глобальные шоки. Энергетический кризис 1970-х привёл к стагфляции; однако к началу 1980-х инновации (микроэлектроника) и строгая монетарная политика (ФРС, Волькер) вернули экономику на рост. В 1980–90-е гг. США пережили «отскок назад» (новая индустрия — компьютеры, интернет) и соперничали с Японией за мировое первенство. Во время Азиатского кризиса 1997 г. прямой удар США не затронул (рост ~4% 1997–2000). Великая рецессия 2008–2009 прошла через банковский крах (Lehman) и спад производства, но ФРС и масштабный бюджетный стимул (ARRA) ускорили восстановление. Во время пандемии COVID-19 в 2020 г. ВВП упал резко (−5% в кв.1, −33% в кв.2 2020), но затем сократил убытки за счёт фискальной и монетарной поддержки. В целом траектория США – «стабильное преимущество» по множеству секторов при периодических спадах и реиндустриализации (индустрия 4.0, ИИ).

Япония

Экономические метрики. Япония вышла из разрушительной войны к 1950-м гг. с низким уровнем жизни, но уж через несколько десятилетий превратилась в одну из самых развитых стран мира. «Экономическое чудо» после 1950–60-х: ВВП Японии рос быстрее, чем в любой другой крупной стране, лидерство в экспорте (автомобили, электроника) обеспечивало быстрый рост доходов населения. К 1990 году номинальный ВВП (6-е место) и ВВП на душу (>50k$) резко возросли. Сейчас Япония – 3-я экономика мира по номиналу (2024), ВВП/чел порядка $45–50 тыс. (ППС).

Кластеры. Япония специализируется в машиностроении: автомобили (Toyota, Honda, Nissan), мотоциклы (Honda, Yamaha), железнодорожное оборудование, а также электроника (Sony, Panasonic, Nikon), полупроводники и бытовая электроника. Страна – мировой лидер в промышленной автоматизации (Fanuc), робототехнике, фото- и копировальной технике. Фарма и финансы (инвестиционные банки, менее развиты чем в США/Европе) – вторичные. Сельское хозяйство высокотехнологично, но защищено.

Модель «ромба» Портера. Япония имеет ограниченность природных ресурсов, что заставило максимально эффективно использовать человеческий капитал. С конца 19-го века страна вложила огромные ресурсы в образование и техническую подготовку, создав высококвалифицированную рабочую силу. Государственные факторы (MITI, министерство торговли и промышленности) системно координировали приоритетные отрасли – крупные корпорации (Keiretsu, банки) получали дешёвые кредиты и охрану рынков. Такой «уникальный капитализм» сочетал жёсткую конкуренцию между фирмами на экспортных рынках с коллективистской рабочей культурой внутри страны. Домашний спрос постоянно стимулировался ростом доходов (одна из самых «потребительски активных» экономик) и демографически относительно стабилен. Система смежных отраслей развилась: например, поставщики комплектующих (Denso – для авто, Rohm – для электроники) встраиваются в глобальные цепочки.

Роль государства и институтов. Государство имело решающее значение: после войны под контролем США начались реформы (фирмы Мицуи, Мицубиси деконцентрировали, проведена земельная реформа), но уже к 1950-м гг. Япония активизировала промышленную политику. MITI формулировало пятилетние планы развития отраслей. Почти все важные технологические сектора получали прямую или косвенную поддержку: субсидии на НИР, инвестиционные кредиты под низкий процент, протекционизм в виде квот и тарифов на импорт. Отдельные примеры «успешного» госучастия: программы поддержки автомобилестроения привели к мировому лидерству японских брендов. Однако Портер отмечал, что слепые субсидии малоэффективны и могут затормозить инновации. Несмотря на это, координация политики и промышленности создавали благоприятную среду (стабильные институты, коллективные переговоры, контроль инфляции, поддержка компаний).

Кризисы: После энергокризиса 1973–1979 экономика Японии также пережила рецессию (сильная зависимость от импорта нефти привела к двойному шоку). Правительство содействовало замещению импорта через развитие электроники; в конце 1970-х курсовая политика (фиксация иена, затем плавающий курс) постепенно укрепила национальную валюту. В 1980–90-е страна испытала пузырь на рынке активов (акции, недвижимость), а затем затяжную «золотую клетку» (дефляция и стагнация доходов) 1990-х. Отреагировала крупномасштабными бюджетными вливаниями, но рост так и не вернулся к довоенному уровню. Азиатский кризис 1997 г. отразился сравнительно слабо (Япония ограниченно подвержена волнам капитала), хотя курс иены подскочил, затруднив экспорт. Великая рецессия 2008–2009 привела к падению экспорта (авто, электроника), но благодаря низкой долговой нагрузке и сильным банкам спад был умеренным. Пандемию COVID-19 Япония пережила относительно спокойно: строгие меры и предпочтение торговле услугами (Токио – крупный финансовый хаб) сократили экономику меньше, чем в США или Евросоюзе. В целом развитие Японии можно назвать сохранением конкурентоспособности (несмотря на спад 1990-х): страна удерживает лидерство в нескольких ключевых кластерах (авто, электроника), хотя темпы роста ВВП значительно замедлились.

Германия (ФРГ)

Экономические метрики. ФРГ (после 1990 – объединённая Германия) – крупнейшая экономика ЕС. Уже в 1950–60-е наблюдался «виверсвундер» (экономическое чудо): ВВП удваивался к концу 50-х, рост по 9–10% годовых. К началу 1970-х ФРГ вышла в число мировых лидеров (по ППС ~3-е место). В послевоенные десятилетия традиционно держит высокий ВВП/чел (~50–55 тыс. в 2020-е). Германия – экспортоориентированная: в 2023 г. в топ-5 мировых экспортеров товаров (авто и машпроизводства) и в топ-10 по ВВП.

Кластеры. Ключевыми являются: автомобилестроение (VW, Mercedes-Benz, BMW), машиностроение (Siemens, Bosch, ThyssenKrupp – станки и оборудование), химическая и фармацевтическая (BASF, Bayer), электротехника (Bosch, ZF). Мощные традиционные отрасли – металлургия, тяжёлое машиностроение (крановая техника, турбины), оптика и прецизионная техника (Zeiss). Легкая промышленность умеренная (Adidas, Puma). Модные бренды менее заметны, но есть Puma. Сектор услуг развит: финансовый сектор (Франкфурт– главный европейский банкцентр), ИТ, креативные индустрии, но меньше «домен» страны.

Модель «ромба» Портера. ФРГ обладает уникальными факторами: непрерывная система профессионального образования (дуальная система), сильные технические вузы (TU и др.), опыт производственной культуры. Домашний рынок большой, но конкуренция внутри ЕС стимулирует высокое качество. Конкуренция на мировом рынке традиционно острая: внутренние фирмы постоянно соревнуются за экспортные доли. Система поставщиков обширна: небольшие высокоспециализированные фирмы (Mittelstand) поставляют детали и комплектующие крупным концернам.

Роль государства и институтов. После войны ФРГ проводила «социальную рыночную экономику»: сочетание свободного предпринимательства с сильной социальной политикой и координацией. Государство вкладывало в восстановление через план Маршалла и денежную реформу (1948). Создание ЕС и EUR в итоге расширили рынок. Важен налоговый и инфраструктурный стимул (автобаны, железные дороги). Со временем государство поддерживало R&D (фрауэнхофер, Макс Планк), но вмешательство было умеренным (слухи о промполитике не слишком подтверждаются; скорость инноваций определялась фирмами). Институты корпоративного управления и сильные профсоюзы способствовали мирному развитию (Mitbestimmung – соучастие рабочих в управлении). Все это укрепило производительность.

Кризисы. Германия смогла относительно безболезненно пройти несколько шоков: нефтяные шоки 70-х привели к экономическому охлаждению, но индустриализация (авто, химия) и политика деинфляции (немецкая марка) вернули стабильность. В начале 1980-х рост замедлился (утилизация старых заводов), но затем ФРГ адаптировалась к вызову Японии и США. Объединение с Восточной Германией в 1990-х на время снизило показатели (вливание большого отсталого региона), но долгосрочно расширило рынок и укрепило статус ФРГ. Азиатский кризис 1997 не затронул ФРГ напрямую. Великая рецессия 2008–2009 вызвала резкий пад промышленного экспорта (авто, машиностроение), безработица выросла, но подъём за счёт быстро возвращения к экспорту (особенно в страны СНГ и Азию) был быстрым. В пандемию COVID-19 германская экономика сократилась на несколько процентов, но благодаря сбалансированному бюджету и поддержке предприятий падение оказалось не самым глубоким среди развитых. Траектория ФРГ – стабильное преимущество в производственных кластерах. Она сохраняет мировую долю в классических индустриях, сохраняя лидерские позиции на основе профессионализма и инноваций, хотя ВВП-рост невысок и экономика постепенно переориентируется на услуги и «зелёные» технологии (инвесты в энергетические инновации).

Великобритания

Экономические метрики. Британская экономика пережила послевоенную рецессию (ВВП рухнул в 1945 г.), но в 1950–60-е гг. вошла в «золотой век» — рекордно низкая безработица (1–2% в 1950–69) и быстрый рост потребления. К 1960-м входила в число 5 крупнейших экономик мира. Сейчас Великобритания — развитая «постиндустриальная» экономика: 10-е место по ВВП по ППС, ВВП/чел ~£60–70 тыс. (выше среднего по ЕС).

Кластеры. Лидирующий сектор — услуги (3/4 ВВП). Финансы (Лондонский Сити) составляют более четверти экономики: банки, страховые, инвестиционные, ИТ-сервисы и консалтинг. Великобритания — один из мировых центров финансовых технологий и торговли деривативами. Также развито творческое и цифровое производство: кино, медиа, реклама, софт (известные стартапы). В промышленности – инженерию, машиностроение (Rolls-Royce), фармацевтику (GSK, AstraZeneca). Авиация (BAe Systems, Airbus UK), судостроение (BAE, судоверфи) есть, но МПС снизилась. АПК относительно мал (главный продукт нефть/газ).

Модель «ромба» Портера. Факторный потенциал Великобритании: качественные ВУЗы (Оксфорд, Кембридж), но деиндустриализация снизила долю технической рабочей силы. Внутренний рынок стабилен (население ~67 млн), но до 1970-х был ограничен, сейчас больше ориентирован на глобальный англоязычный рынок. Конкуренция внутри страны умеренная (ранее сильные профсоюзы, сейчас гибкий труд) и жёсткая на внешних рынках (особенно финансовых). Поставщики для мировых брендов остаются; сильная страна в R&D по фарме и биотехнологиям. Государство с 1980-х проводило либеральные реформы (приватизация, дерегулирование, финансовые рынки), что сменило советские пропорции. Институты устроены по обычной рыночной модели, но, как отмечено, велик «теневой банковский сектор».

Роль государства. До 1970-х Британия имела довольно мощный госсектор (нац. здравоохранение, ж/д), но Маргарет Тэтчер (1980-е) существенно сократила его, передав контроль инвестбанкам и приватизируя оборонку, госкомпании. Сейчас государство лишь частично втянут в индустриальные кластеры. Большие проекты, как HS2, подлежат политическим спорам. Вклад госсектора – не в промышленной политике (как в Азии), а в создание благоприятной бизнес-среды: налоговые льготы, гарантию прав собственности, сильную судебную систему, открытость рынка. Начиная с «бедного государства 1970-х», Британия превратилась в сервис-экономику с сильным регулированием (Банк Англии, правительственные программы для стартапов). При этом роль государства в инновациях скромна (отчисления R&D у низком уровне).

Кризисы. Великобритания остро реагирует на глобальные шоки. Энергокризис 1970-х выявил уязвимость: закрывались шахты и заводы, экономика вошла в застой (long depression) – именно эту фразу часто применяют к ВБ. Со второй половины 1980-х благодаря структурным реформам рост вернулся. Азиатский кризис 1997 г. практически не затронул. Великая рецессия 2008–09 прошла через кризис банков (Lloyds, RBS потребовали спасения) и сильный спад ВВП; Британия понесла тяжёлые потери, но к 2010-м восстановилась рыночными методами. Пандемия 2020 привела к самому резкому за последние 70 лет падению ВВП (трансформации в онлайн, но и глубокий шок в туризме/сервисах). Траектория Великобритании – сдвиг к постиндустриальным сервисам и относительная утрата позиций в традиционной промышленности: страна по сути уступила лидерство по промышленному экспорту Японии и Китаю, но сохранила конкурентоспособность через финансовый и креативный кластеры.

Италия

Экономические метрики. Италия – одна из крупнейших экономик Европы (8–9-е место в мире). Послевоенный «экономический бум» 1950–60-х показал темпы 5–6% (1961–62 гг. рост ВВП 6–6.8%). К 1970-м Италия вышла на уровень развития Западной Европы (доход на душу 80% от США). Однако с конца 1970-х рост стал неустойчив, а после вхождения в ЕС ускорился в 1990-х лишь незначительно. ВВП на душу сейчас около $40–45k (ППС), почти на среднем уровне ЕС.

Кластеры. Экспортно-ориентированная, но специализации очень регионализованы. Северная Италия – индустриальные кластеры малого и среднего масштаба: машиностроение (Fiat, Ferrari), электроника (StMicroelectronics), металлургия (Pirelli), химия и фарма (Menarini). Сильны потребительские сектора: мода и дизайн (Armani, Prada), мебель, продукты питания (Ferrero, Barilla) и туризм. Средний юг – отсталый аграрный пояс (слабые индустрии). Итальянская модель – «сетевой капитализм»: тысячи семейных предприятий (микро-МСП) поставляют друг другу, а госсектор относительно слаб.

Модель «ромба» Портера. Итальянская экономика наделена качественными факторами: хорошее образование (особенно в архитектуре, инженерии), но смещено на гуманитарные отрасли; и развитые микрофирмы. Домашний спрос умеренный: итальянцы традиционно много сберегают, а потребление растет медленно. Конкуренция между фирмами сильна (множество производителей пытаются зайти на глобальные рынки), однако компании зачастую слишком малы для глобального лидерства. Поставщики хорошо развиты в пищевой и текстильной промышленности, но в электронике и автомобилях итальянские цепочки уступают японским/немецким (часто сами закупают комплектующие из-за рубежа).

Роль государства. Государство в Италии носило двойственный характер: в 1950–60-е оно стимулировало промышленность через госполитики (субсидии, заказ госсектора на технику, госсредства для инфраструктуры – Аутострада, АЭС), однако часто сопровождалось бюрократизацией. В регионе «плюралистического государства» значительную роль играли семьи банкиров и аффилированные компании (Casa Italia). В 1970–80-е годы издержки апелляций привели к инфляции и долгам – огромные госрасходы (особенно после 1980-х) вызвали долговой кризис. Сейчас правительство менее активно поддерживает индустрию; внимание смещено на фискальную дисциплину. Есть попытки диверсифицировать (промышленная политика ЕС, региональные фонды), но общий импульс ослаблен.

Кризисы. Италия чувствительнее многих других стран к внешним потрясениям из-за узости роста и высокого госдолга. Энергокризис 1970-х привёл к резкому уменьшению индустриального производства и инфляции. В 1980-х долг рос, и в конце десятилетия итальянские лиры трижды девальвировались (с 1992 – €). Азиатский кризис 1997 обошёл её стороной – национальная валюта уже была жёстко связана с ECU. Великая рецессия 2008–2009 ударила сильно: при сложном банкинге и высоким долгом Италия страдала длительным спадом (рост почти обнулился до 2014 г.). Пандемия COVID-19 в 2020 году привела к рекордному падению ВВП (около −9%), требуя масштабного госфинансирования. Траектория Италии – устойчивый, но стагнационный путь. Страна не утеряла все компетенции (фешн-кластер, агропродмаш), но её конкурентоспособность замедлена структурными проблемами и безрадикальными реформами.

Швейцария

Экономические метрики. Швейцария – небольшой по населению (8.7 млн) но высокодоходный центр. ВВП/чел в начале 2020-х ~$85–90 тыс. (ППС), один из наивысших в мире. Экономика в основном сфокусирована на экспорте и финансовых услугах.

Кластеры. Лидеры — финансовый сектор (крупнейшие банки UBS, Credit Suisse; страховые холдинги), фармацевтика и химия (Novartis, Roche, Actelion), прецизионное машиностроение (железнодорожные локомотивы Stadler, а также часы и метрология — Swatch, Rolex, Rieter). Туризм и производство горнолыжного оборудования (например, Vogtli) важны для горных регионов. АПК мал: швейцарское молоко и сыр знамениты, но около 1% ВВП составляет сельхозпроизводство.

Модель «ромба» Портера. Страна мало ресурсна, поэтому опирается на человеческий капитал: мультикультурное образование, нескольких языков (EN, DE, FR, IT), сильный язык науки (ETH Zurich, EPFL). Многоуровневая федеративная система (кантоны) создаёт конкурентную среду и региональные кластеры. Домашний спрос относительно высокий – швейцарцы богаты и стимулируют спрос на инновации. Конкуренция внутри страны умеренная (межфирменная) и сильна на внешних рынках (Швейцария активно экспортирует фин.услуги и машины). Система поставщиков и связанных отраслей хорошо интегрирована: банки и страховые компании обслуживают весь континент, фарма- и химкомпании развивают R&D и связанные стартапы.

Роль государства. Государство традиционно нейтрально и консервативно, но создало очень благоприятный режим налогообложения для бизнеса и богатых. Стабильность политсистемы (прямая демократия, кантоны) обеспечивает низкую коррумпированность. Научно-технологическая политика («Excellence Initiative» ETHZ/EPFL и рамочные программы по биотеху) косвенно поддерживает высокотехнологичные кластеры. Законодательство чётко защищает права собственности, что привлекает иностранные инвестиции (Швейцария – мировой лидер по притоку КИК).

Кризисы. Швейцария благодаря диверсификации и независимой валюте (франк) обычно смягчает внешние шоки. Энергокризис 1970-х затронул производство немногим (нет нефти, основная энергетика гидро), но повысил инфляцию. 1980-е прошли спокойно (франк укреплялся, что снизило экспорт, но страна компенсировала это услугами). Азиатский кризис 1997 г. практически не отразился. Великая рецессия 2008–09 слегка ударила по экспорту (часы, фарма), но банки (хотя и с проблемами) снова аккумулировали спрос. Пандемия COVID-19 нанесла урон туризму и экспорту (первый квартал 2020 – рекордное снижение ВВП), однако быстрое снятие ограничений и прочный банкинг обеспечили восстановление. Текущее развитие можно охарактеризовать как стабильное преимущество: Швейцария укрепляет существующие высокопроизводительные кластеры (финансовый, фармацевтический), сохраняя полный набор необходимых факторов (высокие траты на R&D, сильные институты) и минимизируя риски.

Швеция

Экономические метрики. Швеция — высококонкурентная диверсифицированная экономика (ВВП/чел ~53 тыс. $). После WWII страна вышла почти не пострадавшей (промышленность осталась целой) и к 1970-м имела одну из самых динамичных экономик мира. ВВП рос стабильно до начала 1970-х.

Кластеры. Шведская модель сочетает сильный госсектор и открытый рынок. Кластеры: машиностроение (Volvo, Scania, ABB – промышл. роботы, гидрогенераторы), ИТ и телеком (Ericsson, Spotify), фармацевтика (AstraZeneca, ранее Pharmacia), биотехника (GE Healthcare в Уппсале), металлургия (ABB, Atlas Copco – компрессоры), деревообрабатывающая (IKEA) и горнодобыча (LKAB – железная руда). Недавно растёт сектор «зеленых» технологий (Vestas – ветрогенераторы, Northvolt – батареи). Креативные индустрии (дизайн, музыка, игры — Mojang/«Minecraft»).

Модель «ромба» Портера. Факторы: Швеция инвестирует в образование (ВОЗ рейтинг конкур. – топ-10), R&D (~3.5% ВВП). Сильный госсектор (социальная защита, образование, здравоохранение) создает стабильный спрос (высокие стандарты жизни). Конкуренция: крупный бизнес поддерживает конкуренцию. Поставщики: развитые цепочки (SKF — подшипники, Sandvik — режущие инструменты). Система совместной работы универ- и компаний (технологические парки).

Роль государства. Государство исторически вмешивалось в экономику (создание «народных компаний» – ASEA (ABB), SKF, Saab). В 1990-х произошла шоковая либерализация, но сохранился высокий налоговый уровень и поддержка инноваций. Экономическая политика сочетает рыночные принципы с конформистским консенсусом: профсоюзы сильны, коллективные договора регулируют зарплаты. Есть «ключевые отрасли» по согласию (энергетика, транспорт) и соцгарантии (помогающие стабильности потребления).

Кризисы. Швеция пережила свой кризис в начале 1990-х (банковский кризис 1991–93 из-за переоценки активов), но к началу 2000-х возвратила конкурентоспособность. Энергокризис 1970-х вызвал бум энергетики (исследования на АЭС), но позднее сказался инфляцией. 2008–2009 кризис затронул Швецию умеренно – была глубокой фискальная консолидация с середины 1990-х, поэтому страна смогла быстрее восстановиться (рост ВВП после 2009 возвратился к 2–3%). Эпидемия COVID-19 привела к рецессии (-2.8% 2020), однако умеренные ограничения (отсутствие жёсткого локдауна) и сильное госфинансирование позволили минимизировать падение. Шведская траектория – сильный индустриальный кнут и социалистический синергетизм: страна сохранила и развивает большую часть ключевых кластеров, адаптируя их к «зелёному» и цифровому укладу (5000+ компаний с научным уклоном).

Южная Корея

Экономические метрики. Южная Корея – рекордсмен по темпам роста в послевоенный период. После Корейской войны страна была одной из беднейших, а к 1990-м достигла уровня развитой страны. ВВП/чел вырос с ~$100 в 1950-х до ~$5 400 в 1989, и далее до ~$40 000 в ППС (похож на Испанию). Члены ОЭСР с 1996 года; 13-е место в мире по ВВП номинал (2024).

Кластеры. Южная Корея – яркий пример политики «экспорта любыми способами». Ключевые кластеры: электроника (Samsung — лидеры микросхем и смартфонов, LG — бытовая техника), автомобилестроение (Hyundai-Kia, GM Korea), судостроение (Hyundai Heavy, Daewoo Shipbuilding — крупнейшие верфи), химия и нефтехимия (LG Chem, Lotte), полупроводники (Samsung, SK Hynix). Финансовый сектор слабее, а отрасли услуг развиты по потребности (логистика, банки поддерживают экспорт). Малые производители переориентированы на комплектующие.

Модель «ромба» Портера. Факторы: высокая трудоспособность, массовое образование (почти полная грамотность, много инженерных вузов). Государство создало почти госмонополии (Samsung, Hyundai), давшие волю масштабам и экспортной агрессии. Стимулы: дешёвые кредиты, субсидии на экспорт, защита внутреннего рынка. Домашний спрос был искусственно сдержан государством (не поощрялось потребление), с акцентом на реинвестирование прибыли. Конкуренция внешняя — крайне высокая: корейцы выходили на мировые рынки «всеми силами».

Роль государства и институтов. Государство сконцентрировало власть: плановые пятилетки (1962–77 гг. построили структуру индустрии) и сильный президентский контроль. Сильные институты под торговым протекционизмом (без таможенной свободы на ранних этапах). Инвестиции в научные центры (Научно-технический университет Кореи, Институт передовых технологий). Образование было направлено на точные науки. Госсектор создал эффективную национальную промышленность, но при этом коррупция была велика.

Кризисы. Страна устояла перед большими рисками благодаря накопленным валютным резервам и консервативному банковскому надзору. Энергокризис 1973 лишь ускорил правительственную политику экономии и диверсификации энергии. Спад 1980-х был связан с урегулированием потребительского кредитования (поддержание инфляции). Азиатский кризис 1997 стал главным испытанием: избыточное кредитование чеболей и дефицит текущего счета вызвали резкое падение ₩. МВФ спас Южную Корею кредитом, после чего правительство усилило надзор, сократило госучастие и продолжило реформы. Последующие кризисы Штаты проигнорили или минимально задевали: 2008–2009 выросла безработица, но новый рост технологий помог быстрее восстановиться (чипы Samsung продавались нарасхват). Во время COVID-19 Корея уже оказалась лучше подготовленной: ранние тесты, локализация производства средств (пики были мягче), экономический спад (~-1.0% 2020) оказался менее резким. В целом – рывок из ограничений: стратегия catch-up export выиграла для Кореи звание «одной из самых быстрорастущих экономик» будущего, и модель «госсектор + чеболи» привела к созданию мировых брендов.

Дания

Экономические метрики. Дания – небольшое государство (~6 млн), но высокодоходное. ВВП/чел (номинал) ~72 тыс. $ (2024), ППС ~85 тыс.$, в числе лидеров по доходу на душу (часто входит в топ-10 HDI). Экспортно-ориентирована (первые в мире по торговому обороту на душу). Сильная социальная политика сочетается с рыночной экономикой.

Кластеры. Основной экспорт: лекарства и медицинские технологии (Novo Nordisk — мировой лидер по инсулину, Genmab – биопрепараты); энергетика (ветроэнергетические турбины Vestas, Maersk — судоходная и нефтегазовая группа). С/х (молоко, свинина) крупное, но менее технологичное; пищепром (Arla Foods). Меньше машиностроения, но есть роботизация (UNIBLOC насосы, Danfoss энергетическое оборудование). Креативные индустрии и дизайн (Lego — игрушки, Bang&Olufsen — электроника) значимы. Финансы (Copenhagen Business School) развиты, но не доминантны.

Модель «ромба» Портера. Факторы: образованная и здоровая рабочая сила, львиная доля технологий в образовании. Государство вкладывает в образование и R&D (~3% ВВП), особенно «четвертую промышленную революцию». Размер рынка небольшой, но доходы населения высоки (соцзащита) – это создаёт «консенсусный» спрос на инновации. Дания считается одной из наиболее стабильных и наиболее свободных экономик (минимальные долговые бремена, бюджет в профиците). Конкуренция: внутри страны конкурируют крупные и малые (Mærsk, Novo Nordisk, Vestas и др.), но мировой рынок открывает возможности. Поставщики: мощные технологические цепочки (например, множество малых комплектовщиков для Maersk и Vestas), взаимодействуют с академическими институтами.

Роль государства. Правительство традиционно выступает в роли «лавочки»: предоставляет соцгарантии и базовую инфраструктуру, но активно стимулирует частный сектор. Секторальная промышленная политика почти не выражена, однако госфонды поддерживают инкубаторы и R&D (The Innovation Fund Denmark). Высокие налоги идут на социальные программы; при этом нет прямой протекционизма, торговая политика полностью либеральна (ЕС). Институты договорного характера (Сентябрьское соглашение 1899 года) поддерживают гибкость рынка труда и низкую безработицу.

Кризисы. Дания прошла через основные кризисы без катастроф: в 1970-х энергетика (газ) сделала страну относительно независимой, ВВП рос благодаря нефтедобыче, а структура при этом не ушла в затяжку. 1980-е были стабильны, реформы Копенгагена подготовили почву для ЕС-членства (1973). Азиатский кризис минимально коснулся (рост экспорта в ЕС и США продолжился). Мировой кризис 2008–09 серьёзно ударил по банковскому сектору Дании (шесть банков были государственно рекапитализированы, % безработицы подрос до 8%), но быстрая фискальная консолидация (госсектор профицитный) и экспорт (ветровые турбины) обеспечили более быстрый выход из рецессии, чем в Европе в целом. При COVID-19 экономика Дании упала на 2% в 2020 (лучше, чем среднее OECD), благодаря ранней поддержке малого бизнеса и гибкости модельных мер. Дания следует стратегии устойчивого постиндустриального роста: она сохранила ключевые индустрии и сделала упор на «зелёный» переход (ветрогенераторы, экологичные технологии) при традиционно гибкой экономике и сильных институтов.

Сингапур

Экономические метрики. Сингапур – город-государство, удивительный пример «рывка из ограничений». После отделения от Малайзии (1965) страна была бедной торговой гаванью, но к XXI веку достигла уровня развитой экономики. Сейчас ВВП/чел (ППС) около $130–140 тыс. – третий мир после Люксембурга/Катар, лидер в Азии.

Кластеры. Опорные отрасли: электроника и полупроводники (ранее мощные заводы STMicroelectronics, сейчас глобальный хаб полупроводников TSMC открывает заводы), нефтехимия и НПЗ (в стране расположены крупнейшие рафинерии – Shell, ExxonMobil), финансовые услуги, логистика и портовые услуги (порт Сингапура в числе ведущих в мире). Добавляются биомедицинские производства (Novartis, Johnson&Johnson открыли фарм/биофабрики), городские ИТ‑кластеры («Smart Nation»). Туризм прежде важен, но сократился после COVID. Сингапур — транспортно-коммуникационный узел.

Модель «ромба» Портера. Факторный постулат: почти нет природных ресурсов, но очень квалифицированная рабочая сила (высокий уровень грамотности и технического образования) и гибкая миграция кадров. Государство превратилось в «технократический» менеджер экономики: стратегически направляет инвестиции в инфраструктуру (порт, аэропорт), R&D (госфонды NRF, A*Star). Внутренний спрос всегда искусственно ограничен (мал, но обеспечен), что подтолкнуло экспорт-ориентированную модель. Жёсткая конкуренция среди фирм (как местных, так и международных) поддерживает инновации. Система поставщиков почти полностью иностранная – Сингапур давно развернул импорт комплектующих, а сам концентрируется на сборке и брендинге.

Роль государства. Правительство действует как «мастер-планер»: динамичная промышленная политика (агрессивные FDI-привилегии, развитие СПЧ — специальный экономические зоны). Через госс. корпорации (GIC, Temasek) и суверенный фонд аккумулируются инвестиции. Существенные дотации и льготы для приоритетных отраслей (семикондукторы, биофарма). Говоря словами аналитиков, Сингапур – типичный «азиатский тигр» с моделью «государство + чистота бизнеса». Чистота судов (низкая коррупция), жесткая административно-правовая база, жесткий контроль над профсоюзами (практически нет забастовок) – создают среду «для бизнеса».

Кризисы. Сингапур остро чувствителен к мировой конъюнктуре (огромная доля внешней торговли). 1973–74 после шока ОПЕК экспорт упал на 14%, но быстрые девальвации SGD смягчили удар. 1985–86 спад постиг из-за сокращения IT-инвестиций, правительство в ответ субсидировало новые tech-площадки. Азиатский кризис 1997 серьёзно ударил по экономике Сингапура (резкий отток капитала, падение рынка акций на 50%), но доверие быстро вернулось после стабилизации правительством банков и обязательств по краткосрочным долгам. Мировой кризис 2008–09 снизил спрос на электронику и финуслуги (экономика упала на ~0.5% в 2009), но инвестиции выросли в Азию, и правительство стимулировало инфраструктурные проекты. При COVID-19 Сингапур понёс удары из-за остановки туризма и торговли, однако опыт управления болезнями (SARS 2003) позволил быстро внедрить системы тестирования/отслеживания; спад ВВП (~−5% 2020) оказалось менее глубоким, чем ожидалось. Страна продолжает стратегию непрерывного роста через инновации: вкладывает в биотех и ИИ, расширяет финанс. сервисы.

Заключение: траектории развития

Сравнительный анализ показывает несколько типовых путей, отражающих уникальные сочетания ресурсов и политических решений:

• Прорыв из ограничений («рывок из ограничений»). К этой группе относятся Южная Корея и Сингапур. Обе страны при невероятно скромных природных ресурсах (или вовсе без них) сумели совершить «экономическое чудо» за счёт активной госсекторальной политики и открытости рынков. Они создали мощные экспортные кластеры: в Корее – электроника и авто, в Сингапуре – электроника и финансы. Государство действовало как дирижер, ставя внешнюю конкуренцию во главу угла и вкладывая в образование, при этом цивилизованно ограждая рынок на начальных этапах (протекционизм и кредиты). Как отметил один из обзоров (используемых в написании статьи), Южная Корея «переплюнула» США по росту за 40 лет.
  
• Стабильное преимущество. Страны с уже сложившимися индустриальными кластерными системами – США, Германия, Швейцария, Швеция, Дания – в основном сохранили и модернизировали свои конкурентные преимущества. Их путь – эволюционный. США удерживают лидерство в ряде секторов, Германия и Швейцария – в машиностроении и финуслугах; Швеция и Дания адаптируются через «зелёные» технологии. В кризисы эти страны показывают высокую устойчивость (за счёт прочных институтов, диверсификации и накопленных резервов). Порой их развитие можно охарактеризовать как «стабильный рост при поправках»: новые технологии приходят во взаимодействии бизнеса и государства, но без больших потрясений. Например, США и Германия после кризисов 1970-х и 2000-х выходили из спада диверсифицируя производственную базу и стимулируя НИОКР.
  
• Переход к постиндустриальному. Великобритания и Италия прошли другой путь: традиционные промышленные лидеры (обе были в «большой пятёрке» развитых стран) значительную часть своих производств либо потеряли, либо перенесли «на периферию» (СНГ, Юго-Восточная Азия). Взамен на первое место вышли услуги и креативные индустрии. Эти страны можно отнести к «утрате лидерства в производстве». Но при этом Британия сохранила силу в финансовых услугах, а Италия – в дизайне и малом бизнесе (которые отвечают на мировые нишевые потребительские запросы). Оба направления требуют иной политики (поддержки стартапов, образования в сервисной сфере).
  
• Смешанные модели. В некоторых странах сочетаются черты нескольких траекторий. Например, Швеция иногда рассматривается как «стабильный тигр», адаптирующийся к новым вызовам; Дания – как пример «зелёного стартапа» со стабильной социальной системой; Швейцария – как рыночная нишевая экономика, не меняющая фундаментальных принципов (то есть «стабильная инновационная гавань»). Они экспериментируют с новыми формами, не разрывая при этом с прошлым.
  

В общем, можно сказать, что страны «рывка из ограничений» (восточноазиатские тигры) начинали с низкой базы и благодаря согласованной промышленной политике сделали невероятный прогресс; страны «стабильных преимуществ» усиливали уже сильные кластеры и при этом социально адаптировались к вызовам; а страны «утраты лидерства» постарели как великие индустриальные державы, перевооружаясь в сторону услуг и технологий второго порядка.

Детальный анализ показывает: успех не исчерпывается одной моделью. Портерский «ромб» ясно демонстрирует, что сочетание сильных факторов, стимулированного спроса, конкуренции и взаимосвязанных отраслей формирует конкурентные преимущества. Но к этому активно добавляется политика – от прямых инвестиций в технологии до правового обеспечения бизнеса.

Подытоживая: мировые лидеры XX века (США, Япония, Западная Европа) сошли с одних маршрутов (рынок дешёвого труда, дешевого кредитования) и переключились на другой (рынок знаний, высоких стандартов жизни). Среди них одни удержали преимущество неизменным, другие адаптировались, третьи выбрали «прыжок» через технологический зазор. Все эти примеры подтверждают вывод Портера: конкурентоспособность определяется текущим сочетанием факторов, а не устаревшими картами территории. В будущем успех будет за теми, кто лучше меняет свой «ромб» под вызовы времени.