Инфляционный бум 1921–1929 гг.
После краткого послевоенного спада 1920–1921 годов экономика США вошла в период быстрого роста, известный как «ревущие двадцатые». Промышленное производство и ВВП неуклонно росли, расширялась массовая автомобилизация и внедрение новых технологий (радио, бытовая техника и т.д.). Цены оставались относительно стабильными за десятилетие, что создавало видимость отсутствия инфляции. Однако рост подпитывался бумом потребительского кредитования и спекулятивными инвестициями. Фондовый рынок США переживал невиданный подъем: с 1921 по 1929 год биржевые индексы выросли более чем вчетверо. Банковская система была слабо регулируема, банки легко раздавали кредиты, многие люди покупали акции на заемные средства. Значительная часть прибылей вкладывалась не в производство, а в финансовые спекуляции, усиливая неравенство богатства. К 1929 году наиболее обеспеченные слои общества концентрировали крупные капиталы, тогда как рядовые фермеры и рабочие богатели куда меньше.
Монетарная политика в этот период сыграла двойственную роль. Федеральная резервная система первоначально держала низкие процентные ставки и проводила мягкую кредитную политику, стимулируя инвестиции и потребительские расходы. Австрийский экономист Мюррей Ротбард отмечал, что именно чрезмерная эмиссия денег и кредитная экспансия ФРС в эти годы создали неустойчивый бум. С его точки зрения, возник «инфляционный пузырь», который сам породил предпосылки своего краха. Другими словами, «процветание» 1920-х было во многом иллюзорным и держалось на легкодоступном кредите. В то же время официальная инфляция потребительских цен оставалась низкой из-за роста продуктивности и предложения товаров; рост денежной массы проявился прежде всего в раздутых ценах на активы (акции, недвижимость). В конце десятилетия ФРС всё же забеспокоилась о перегреве: в 1928–1929 гг. ставка рефинансирования была повышена, чтобы остудить ажиотаж на бирже. Это увеличение стоимости кредита начало охлаждать ряд отраслей (строительство, автомобильный рынок) незадолго до краха.
Финансово-политические решения правительства 1920-х отражали дух экономического либерализма. Администрации президентов-республиканцев (Уоррена Гардинга, а затем Калвина Кулиджа) проводили политику laissez-faire: низкие налоги для бизнеса, минимальное вмешательство государства в экономику, протекционистские тарифы для защиты промышленности. Министр финансов Эндрю Меллон снизил налоговые ставки, считая, что это простимулирует инвестиции. Государственный бюджет вплоть до конца десятилетия сводился с профицитом. Однако за внешним благополучием скрывались дисбалансы: сельское хозяйство испытывало кризис перепроизводства. После окончания Первой мировой войны цены на аграрную продукцию резко упали (например, хлопок подешевел с почти 60 центов за фунт до менее 20) и до конца десятилетия так и не восстановились полностью. Американские фермеры страдали от долгов и низких доходов; фактически уровень жизни фермерства падал, в то время как горожане богатели. К 1928 году средний доход на душу населения в несельскохозяйственном секторе был в 4 раза выше, чем у фермеров. Таким образом, социально-экономическое расслоение усиливалось: процветание городского среднего класса и элиты контрастировало с бедственным положением многих сельских районов и рабочих-мигрантов.Культурные аспекты эпохи инфляционного бума проявились в расцвете потребительской культуры и оптимистичной атмосфере. Миллионы американцев приобрели автомобили, электрические приборы, слушали радио и ходили в кино. 1920-е стали эрой джаза, голливудских звезд и светской беззаботности. Однако культивировался и культ быстрого обогащения: играть на бирже стремились не только магнаты, но и простые служащие. Многие верили, что «рынок акций всегда растет». Тем временем в глубинке нарастало недовольство: фермеры и промышленные рабочие, не разделявшие городского изобилия, чувствовали себя оставленными. Такая двойственность 1920-х – блеск и роскошь городов против тихой депрессии деревень – стала предысторией надвигающегося кризиса.
Начало депрессии и трагический 1929 год
Осенью 1929 года бурный подъем внезапно сменился паникой. К этому времени на фондовом рынке сложился мыльный пузырь: цены акций достигли уровней, не оправданных реальными доходами компаний. 24 октября 1929 года, вошедшего в историю как «черный четверг», началась массовая распродажа на Нью-Йоркской бирже. За несколько дней котировки обвалились на десятки процентов. 29 октября («черный вторник») панические продажи достигли апогея – миллионы акций были сброшены инвесторами. Этот биржевой крах 1929 года ознаменовал конец эпохи процветания. Всего за одну осень рынок потерял в стоимости порядка $30 млрд – колоссальную по тем временам сумму, сопоставимую с несколькими годовыми бюджетами США. Лопнул механизм маржинальной торговли: тысячи игравших на бирже с заемными средствами разорились в одночасье, не сумев покрыть маржинальные требования. Сотни банков, выдавших кредиты под залог акций, оказались на грани банкротства.
Первые экономические последствия не заставили себя ждать. Уже к концу 1929 года в США фиксировалось снижение промышленного производства и рост безработицы. Предприятия, столкнувшись с падением спроса и цен, начали сокращать выпуск и увольнять рабочих. Сокращение совокупного спроса (потребительских расходов и инвестиций) стало фундаментальной причиной грядущего экономического спада. Хотя изначально казалось, что кризис будет кратким (по аналогии с резким, но коротким спадом 1920–21 гг.), этот оптимизм быстро угас. В 1930 году падение производства продолжилось, а уровень безработицы вырос с примерно 3% в 1929 г. до 8–9% в 1930 г. Финансовый кризис перекинулся на банковский сектор: в 1930 году начали массово разоряться банки, особенно мелкие региональные банки, зависимые от аграрных заемщиков. Волна банковских паник прокатилась по стране – вкладчики, напуганные слухами о неплатежеспособности, бросились снимать сбережения, что само по себе приводило банки к краху.
Политическая реакция президента Герберта Гувера в первый год кризиса была ограниченной. Гувер исходил из убеждения, что экономика поправится сама, а правительство не должно напрямую вмешиваться. Он предпринимал меры морального воздействия: призывал промышленников не сокращать зарплаты и не увольнять работников, надеясь таким образом сохранить платёжеспособный спрос. Однако многие компании, потеряв прибыль, не могли следовать этим призывам. В 1930 году по инициативе республиканского большинства был принят Закон Смута — Хоули о повышении таможенных пошлин, направленный на защиту американских производителей. Этот протекционистский шаг, однако, имел обратный эффект: торговые партнеры США ответили своими тарифами, и мировой товарооборот сократился. В результате цены на импорт поднялись, экспорт американской продукции упал, что лишь ухудшило ситуацию. Экономический национализм усугубил спад промышленности и сельского хозяйства как в США, так и за рубежом.Несмотря на сохранявшийся у части общества оптимизм в начале 1930 года (некоторые финансисты уверяли, что «дно пройдено»), к 1931 году стало ясно, что страна погружается в глубокую депрессию. Падение цен привело к дефляции – доллар дорожает, что увеличивает реальное бремя долгов для фермеров и бизнесов. Тысячи фермерских хозяйств разорялись, не в силах платить по кредитам при низких ценах на урожай. В декабре 1930 г. произошел резонансный коллапс Банка Соединенных Штатов (Bank of United States) – одного из крупнейших банков Нью-Йорка, что подорвало доверие ко всей банковской системе. Последовали новые волны банковских паник в 1931 и 1932 годах. С каждой новой волной наличность «пряталась под матрасы», кредитование хозяйства схлопывалось, усиливая спад производства. Америку захватывал порочный круг: банкротства порождали панику, паника – новые банкротства.
Годы глубокой депрессии 1929–1933 гг.
К 1932–1933 годам экономика США достигла дна. Основные макроэкономические показатели рухнули до беспрецедентных уровней. Объем национального производства (ВВП) сократился примерно на 30% по сравнению с 1929 годом. Промышленное производство в ключевых отраслях упало на треть и более. Безработица взлетела до ~25% рабочей силы: к началу 1933 года без работы оставались около 12–13 миллионов американцев. Каждый четвертый работник – и это не считая частично занятых и тех, кто отчаялся найти работу – не имел средств к существованию. До трети фермеров за эти годы лишились своей земли за неуплату долгов. С начала кризиса около 9 000 банков (из 25 тысяч существовавших в стране) прекратили деятельность, обесценив сбережения миллионов вкладчиков. Цены на товары и услуги снижались (совокупный уровень цен упал примерно на 20–30% за 1929–33 гг.), что хоть и удешевляло жизнь тем, у кого остались деньги, но усиливало тяжесть долгового бремени и разорение должников.
Социальная структура американского общества в эти годы претерпела разительные изменения. Массовая безработица означала потерю не только дохода, но и достоинства для многих прежде самостоятельных граждан. По всей стране появились стихийные трущобы, получившие название «Гувервиллей» (в насмешку на бездействие / или неправильные действия президента Гувера) – поселения бездомных семей из лачуг и картонных коробок на пустырях возле городов. В крупных городах выстраивались очереди за бесплатной едой: благотворительные кухни раздавали похлебку, кофе и кусок хлеба нищим голодающим. На улице Чикаго знаменитый гангстер Аль Капоне даже открыл собственную благотворительную столовую для безработных, чтобы поддержать бедняков. Продовольственные очереди и ночлежки стали обыденной картиной жизни начала 30-х годов. Государственных пособий по безработице тогда не существовало, люди полагались на частную благотворительность и помощь местных властей, но ресурсов катастрофически не хватало. К 1932 году традиционные механизмы помощи исчерпали себя: совокупные средства местных органов и благотворительных организаций были выбраны, спрос на помощь многократно превышал возможности. Более 10 миллионов человек оставались без работы уже в начале 1932 года (около 20% всей рабочей силы), при этом в индустриальных центрах (Детройт, Чикаго) безработица достигала 30–50%. Эта социальная катастрофа подтачивала устои общества: росла преступность, появлялись «армии» бродяг, пересекающих страну в поисках работы, число самоубийств побило исторические рекорды.Политический ответ администрации Гувера на нараставший кризис оказался в основном неэффективным. Сам Гувер придерживался идеологии самопомощи и выжидательной тактики. Он полагал, что государственная поддержка в виде прямых выплат населению подорвет трудовую этику, и потому отвергал идеи федеральной программы общественных работ или прямого пособия безработным. Вместо этого Гувер пытался стимулировать экономику косвенными мерами. В 1932 г. был создан Реконструктивный финансовый корпорация (RFC) – государственный фонд для кредитования банков, железных дорог и промышленных компаний на грани банкротства, чтобы предотвратить их крах. RFC выделила около $2 млрд, но эти средства вливались преимущественно в поддержание крупных предприятий, почти не доходя до простых людей и малого бизнеса. Были предприняты некоторые шаги по поддержке фермеров (например, закупка излишков зерна госагентствами), по стимулированию строительства (Федеральный банк жилищного кредита), однако масштабы вмешательства оставались недостаточными по сравнению с глубиной спада. По сути, к концу срока Гувера экономика все еще лежала в руинах.
Важно отметить, что вопреки расхожему мнению о «ничегонеделании» Гувера, он нарушил принцип строгого невмешательства намного раньше прихода Рузвельта. Ротбард и представители австрийской школы экономики подчеркивали, что Гувер, пытаясь удержать заработные платы и цены на высоком уровне и поддерживать прибыли компаний, фактически провел прообраз «Нового курса» еще до Рузвельта. С этой точки зрения, именно активистская политика Гувера – его увещевания не снижать зарплаты, протекционизм, сохранение дороговизны кредитов – сорвала механизмы рыночной саморегуляции и не дала экономике очиститься от дисбалансов, тем самым усугубив и затянув депрессию. Ротбард утверждал, что в свободном рынке массовые ошибки предпринимателей быстро корректируются, а длительная всеобъемлющая депрессия – порождение государственного вмешательства. Как бы то ни было, политики-современники тоже критиковали Гувера за половинчатость мер. К 1932 году кризис приобрел и политическое измерение: резко упало доверие к правительству, росло возмущение масс. Яркий эпизод – «марш армии бонуса» в июне 1932 г., когда тысячи обнищавших ветеранов Первой мировой войны пришли в Вашингтон требовать досрочной выплаты им обещанных премий. Гувер встретил их требования холодно, а лагерь ветеранов был разогнан с применением армии и слезоточивого газа – это окончательно подорвало его репутацию.
Культурные и общественные последствия Великой депрессии проявились в это время в мрачных тонах. Настроения американцев колебались от шока и неверия в 1929–30 гг. до глубокой подавленности и отчаяния к 1932–33 гг. Темы безысходности, поиска виноватых и борьбы за выживание проникли в искусство, литературу, музыку. С другой стороны, именно страдания объединили многих людей: отмечались случаи взаимопомощи, соседи поддерживали друг друга едой и жильем, возникали самопомощные кооперативы безработных. Писатель Джон Стейнбек стал голосом этой эпохи, отразив ее реалии в своих книгах. Его произведения 1930-х годов – «О мышах и людях» (1937), «Гроздья гнева» (1939) и другие – пронизаны сочувствием к простым людям, потерявшим землю и работу, скитальцам в поисках заработка. Роман «Гроздья гнева» изобразил семью фермеров, разоренных в Оклахоме и вынужденных ехать в Калифорнию, спасаясь от голода и пыльных бурь. Через литературу Стейнбек показал гуманистическое восприятие эпохи: несмотря на все тяготы, герои сохраняют человеческое достоинство, помогают друг другу, верят в силу солидарности. Эти идеи резко контрастировали с цинизмом «ревущих двадцатых» и дарили надежду, что Америка сумеет морально преодолеть катастрофу. Фотография того времени тоже стала мощным документом и символом: государственное Управление фермерского обеспечения (FSA) наняло фотографов для съемки условий жизни бедняков. Так появились знаменитые кадры Доротеи Ланж, Уокера Эванса и др. – измученные лица матерей, голодные дети, заброшенные фермы. Они шокировали городских обывателей и привлекли внимание всей нации к человеческой стороне депрессии.
Завершение Великой депрессии: Новый курс и роль Второй мировой войны
В ноябре 1932 г. на президентских выборах американцы решительно отвергли Гувера, отдав победу демократическому кандидату Франклину Делано Рузвельту. Рузвельт вступил в должность в марте 1933 г. под лозунгом «Нового курса» (New Deal) – беспрецедентной по масштабу программы государственных реформ и мер по спасению экономики. Новый курс 1933–1939 гг. знаменовал резкий поворот от прежнего экономического либерализма к активному вмешательству государства во все сферы хозяйства. Его главные цели часто резюмируют тремя «R»: relief, recovery, reform (облегчение страданий, оживление экономики, структурные реформы).
Основные направления и меры Нового курса можно сгруппировать следующим образом:
- Стабилизация финансовой системы: в первые же дни своего правления Рузвельт объявил «банковские каникулы» – временно закрыл все банки, чтобы остановить панику вкладчиков. Проведя срочное оздоровление, правительство разрешило открыться лишь стабильным банкам, восстановив доверие. Принят Закон Гласса–Стиголла (1933), разделивший коммерческие и инвестиционные банки и создавший Федеральную корпорацию страхования депозитов (FDIC) для гарантирования вкладов граждан. Эти шаги положили конец череде банковских крахов. Также был фактически отменен золотой стандарт (США вышли из привязки доллара к золоту), что позволило ФРС проводить более гибкую денежную политику и остановить дефляцию.
- Программы общественных работ и занятости: для прямой борьбы с безработицей создано множество правительственных агентств. Администрация общественных работ (PWA) финансировала строительство инфраструктуры – дорог, мостов, школ, больниц. Гражданский корпус охраны окружающей среды (CCC) набирал сотни тысяч безработных молодых людей на работы по лесонасаждению, борьбе с эрозией почв, обустройству национальных парков. Позднее Администрация прогресса работ (WPA) предоставила миллионы рабочих мест на разнообразных общественно полезных проектах – от строительства дорожной сети до художественных и театральных проектов. Государственные расходы на эти проекты многократно превысили все, что делалось при Гувере. Это дало людям заработок, хоть и скромный, и оживило хозяйственный оборот через эффект мультипликатора.
- Поддержка сельского хозяйства: в 1933 г. принят Закон о регулировании сельского хозяйства (Agricultural Adjustment Act, AAA). Фермеров стимулировали сокращать посевы и уничтожать излишки продукции взамен на компенсации от государства – с целью поднять цены на сельхозтовары и восстановить платежеспособность фермерских хозяйств. Хотя такая мера выглядела спорно (унижтожение продуктов при голодающем населении), она помогла остановить обвал цен на аграрном рынке. Также создавались кредитные и сбытовые кооперативы, реализовывались проекты ирригации и электрофикации сельской местности (например, знаменитое строительство плотин и электростанций Управлением долины Теннесси, TVA).
- Социальная защита и права трудящихся: Новый курс заложил основы американского государства всеобщего благосостояния. В 1935 г. принят Закон о социальном обеспечении (Social Security Act) – впервые в истории США введены пенсии по старости, пособия по безработице, поддержка инвалидов и матерей с детьми. Это создало систему соцстраха, работающую до сих пор. Одновременно усилились права рабочих: Закон Вагнера (1935) гарантировал право на создание профсоюзов и коллективные переговоры, что привело к росту профсоюзного движения. Были установлены федеральные стандарты оплаты и условий труда (например, Закон о справедливых трудовых стандартах 1938 г. ввел минимальную заработную плату и ограничение рабочего времени).
Экономические итоги Нового курса были сложными. С одной стороны, к 1936 г. США пережили заметное оживление: ВВП вырос, промышленность и сельское хозяйство поднялись от низшей точки, безработица сократилась с 25% до примерно 14%. Исчезли банковские паники, вернулась некоторая уверенность в завтрашнем дне. Рузвельт своим лидерством вселял надежду – его «разговоры у камина» по радио сплачивали нацию психологически, внушая веру, что «нам нечего бояться, кроме самого страха». Культурно-психологический климат улучшился: если 1932 г. был пиком отчаяния, то в 1934–36 гг. общество начало адаптироваться и смотреть вперед с осторожным оптимизмом. Правительство даже спонсировало искусство – проект ФВА (Federal Art Project) дал работу художникам, фотографам (именно на деньги FSA были сделаны легендарные фото Доротеи Ланж, включая «Мать-переселенку»). США избежали социального взрыва и революции, которые грозили в начале 30-х.
С другой стороны, Великая депрессия полностью не закончилась в 1930-е, Новый курс не смог вернуть экономику к докризисному процветанию. В 1937 г. США пережили рецидив спада (так называемая «рецессия Рузвельта»): попытка снизить госрасходы и сбалансировать бюджет привела к новому росту безработицы – в 1938 г. она вновь превышала 18%. Инвестиции частного сектора оставались вялыми, бизнес тревожило расширение госрегулирования. К концу десятилетия безработица все еще держалась около 15%. Многие историки и экономисты спорят о том, насколько эффективен был Новый курс. Представители австрийской школы (Ротбард и др.) и некоторые современные исследователи полагают, что активные меры Рузвельта затянули депрессию: вмешательство в ценообразование, поддержание высоких зарплат и цен, усиление налогового бремени и регламентаций тормозили естественные рыночные силы. Они указывают, что ни одна программа Нового курса не смогла вернуть уровень безработицы 1920-х, а частные инвестиции восстановились лишь с приходом военных заказов. С их точки зрения, распространенный миф о том, что Рузвельт «вывел Америку из депрессии», не подтверждается цифрами – фактически же депрессию закончила только мировая война. Другие экономисты, напротив, защищают Новый курс, отмечая, что он смягчил самые худшие проявления кризиса, но реформировал капитализм США, избежав социальных потрясений.
Как бы ни оценивать политику Рузвельта, решающий фактор в завершении Великой депрессии сыграли события Второй мировой войны. В самом конце 1930-х мировая обстановка обострилась – агрессия нацистской Германии и милитаристской Японии привела к войне в Европе и Азии. Первоначально США сохраняли нейтралитет, но уже к 1940 г. началась масштабная подготовка к возможному участию в конфликте. Рост военных заказов (поставки по ленд-лизу союзникам, расширение армии и флота) дал мощный импульс промышленности. В декабре 1941 г., после атаки на Перл-Харбор, Америка вступила в войну. Миллионы мужчин были призваны в вооруженные силы, ещё больше людей – включая женщин – пошли работать на хорошо оплачиваемые места на оборонных заводах. Количество занятых выросло стремительно, заводы, простаивавшие в 30-е, перешли на круглосуточный выпуск танков, самолётов, боеприпасов. Мобилизация экономики для мировой войны фактически исцелила депрессию. К 1943 г. уровень безработицы в США упал ниже 2% – от нехватки рабочих рук стали страдать предприятия, а не от их избытка. Государственные военные расходы, многократно превышавшие даже масштабы Нового курса, окончательно вытянули экономику из застойной ямы. Правда, следует отметить, что жизненный уровень населения полностью восстановился лишь по окончании войны: военные годы сопровождались карточной системой, перераспределением ресурсов на нужды фронта, что ограничивало потребление. Тем не менее, по основным макроэкономическим показателям Великая депрессия завершилась именно с началом Второй мировой.
Итоги и наследие Великой депрессии ощущались еще долгие годы после её окончания. Этот кризис стал самым тяжелым в истории капиталистической экономики и радикально изменил США. Экономически страна вышла из 1930-х с новой структурой: федеральное правительство прочно заняло место гаранта социальной безопасности и регулятора рынка. Политически возросла роль президента и исполнительной власти – Рузвельт заложил практику активного использования госаппарата для управления экономикой. Социально общество сплотилось и получило прививку от чрезмерного индивидуализма эпохи 1920-х, осознав ценность взаимопомощи – об этом напоминали и книги Стейнбека, и фотографии Ланж, ставшие общенациональной памятью. Культурно Великая депрессия породила глубокие пласты литературы, музыки («блюз депрессии»), театра и кино, отражающие судьбы «маленького человека» в эпоху потрясений. Пережив депрессию и затем победив во Второй мировой войне, США вступили в послевоенный период закаленными и изменившимися: страна извлекла уроки, сформировала механизмы предотвращения подобных катаклизмов (создание ФРС гибкой политики, системы соцобеспечения, финансовые регуляции), хотя споры об эффективных мерах продолжаются до сих пор. Великая депрессия осталась в истории не только как экономический коллапс, но и как школа жизни для целого поколения, проверившая на прочность экономические теории, политические институты и человеческие ценности. Ее изучение через различные призмы – от экономической (как у Ротбарда) до гуманистической (как у Стейнбека) – помогает понять, каким образом общество может справляться с глобальными кризисами и выходить из них обновленным.
